...
назад
Сверху донесся голос:
– Сдавайтесь!
– Ни за что! – гордо ответил
Спрутс.
– Мы имеем приказ не брать вас живыми!
– Ну и не берите!
Раздалось несколько одиночных выстрелов.
– Все-таки будет лучше, если вы сознаетесь.
– Сознаёмся, – ответил Спрутс.
– В чем?
– Известно в чем. Сами знаете.
– Вы нам голову не морочьте.
– А мы все равно признаёмся! Это
мы во всем виноваты! Во всем!
– Прекратите паясничать! Сдавайтесь.
Это облегчит вашу вину!
– Ни за что!
– Считаю до трех и открываю огонь
на поражение. И прекратите паясничать! Здесь все-таки официальные
лица.
– Вафли вы все и все ваши официальные
лица.
– Что?
– Вафли размокшие! Красномордые лохсомольцы!
А сам ты знаешь кто?
– Кто?
– Ус моржовый! Коллективный Распутин!
– Довольно! Взять их!
На кромке обрыва появились маленькие
фигурки. Захлопали выстрелы.
Путешественники, перескочив через
лужу на небольшой островок, подбежали к полуразвалившейся хибаре.
Вокруг них засвистели пули. Преследователи
начали спускаться вниз.
Спрутс быстро обыскал хибару, и вернулся,
обреченно всплеснув пустыми руками.
– Ничего нет. Одни доски трухлявые.
– Что делать? – спросил Незнайка,
отползая от вздымаемых пулями фонтанчиков песка.
– Отвечать будем. Ничего больше не
остается.
Спрутс поднатужился и заорал в мегафон:
– Крысы щетинистые! Ублюдки пакостные!
Лохи кучерявые! Хорьки белоглазые! Еханые бабаи! Розовые пупсы! Гм...
– Козлы... – подсказал Незнайка.
– Козлы душнЫе!
Земы синегнойные! Пудели мутнорылые! Ортодоксы и обскуранты всех мастей!
Политические проститутки! Опухоли и выхухоли! Некрофилы и педофилы! –
неистовствовал Спрутс и при этом махал свободной рукой и подпрыгивал,
как раненая ворона. Его хриплые апокалиптические крики, заглушаемые
стрельбой, тем не менее возымели странное действие. Наступление прекратилось,
зато обстрел усилился и загнал путешественников в хибару. Жалкая хибара
простреливалась насквозь, и им пришлось залечь на полу.
– Мозгляки! Паршивая интеллигенция!
Капрофаги! – орал Спрутс, уткнув мегафон прямо в ухо Незнайке. –
Жидомасонствующие антисемиты! Вонючки американские! Клевреты и сикофанты!
Эксклюзивные дилеры! Повидло собачье! Гм… это… Терпилы гнутые!
Голова Незнайка раскалывалась, но
он терпел, потому что это был последний шанс. Он видел, что запас
ругательств у Спрутса кончается, но как назло ничего не мог подсказать
кроме, “козлы”.
Внезапно стрельба прекратилась и
повисла неестественная тишина. Незнайка поднял голову и обнаружил,
что обстрел превратил стены хибары в дуршлаг, а внутри медленно оседает
густое облако из мелких щепок, трухи и древесной пыли.
Он подполз к ближайшей дырочке и
осторожно прильнул к ней глазом.
Стрелки, окружившие хибару, вылезли
из укрытий и смотрели вверх, показывая друг другу пальцами. Незнайке
пришлось выглянуть за дверь, чтобы тоже увидеть то, что отвлекло врагов.
Над хибарой висела пузатая летающая
тарелка, тускло поблескивая матовыми боками.
– Ура, это наши! – закричал
Незнайка и, потеряв осторожность, выскочил из хибары и замахал шляпой.
– Вот ты где! – раздался с небес
громовой голос Знайки, от которого все внизу присели и зажали уши. –
Ребята, мы нашли его! Ну, конечно, Незнайка в центре событий! Где
тут сделать потише? Ага, вот...
– Ура! – кричал Незнайка, –
Спрутс, это же Знайка с Марса вернулся!
Спрутс, тоже выскочил из хибары и,
задрав к небу мегафон, спросил:
– Ребята, у вас оружие есть?
– Оружие? – удивленно переспросил
Знайка, – Нету.
Спрутс толкнул Незнайку в хибару.
Обстрел возобновился с двойной силой. Пули теперь, помимо стен, дырявили
и потолок, потому что рикошетили от дна летающей тарелки. Враги, не
встречая сопротивления, пошли в атаку в полный рост. Но сверху раздался
другой голос, незнакомый и металлический:
– Коцмичецкий флот Марц привецтвует
Нецнайка и его друг великий воин! Ми друцья. Ви хотите оружий?
– Короче! – крикнул Спрутс в
пол, так как голову поднять было невозможно.
– Ми имеем переноцной антиметеоритный
пушка...
– Давай! – повторил Спрутс.
– Он цтреляйт лацерный луч децять
тыцяч градуц.
– Давай! – снова крикнул Спрутс
и хищно оскалился, как будто скупил на Луне завод конкурента.
– Этот пушка тяжелый ецть...
– Давай-й-й!!! – гаркнул Спрутс.
В ту же секунду угрожающего вида железяка пробила крышу хибары и окончательно
развалила ее. Когда Незнайка выбрался из-под обломков, он увидел,
что враги, бросая оружие, с бешеной скоростью взбираются на песчаные
склоны, а Спрутс, с горящими мрачным светом глазами, поднимает тяжеленную
пушку и нажимает на курок.
В следующую секунду одна из стен
карьера вспыхнула огнем и превратилась в язык лавы. Грохот и свист
перекрыли восторженный вопль Спрутса, через голову полетели раскаленные
камни.
Спрутс избоченился и взял выше, туда,
где по склону карабкались и роняли свои жалкие автоматы последние
враги. Боевой клич, неслышный из-за грохота взрывов, снова перекосил
его рот.
Незнайка бросился к ногам Спрутса,
ибо только там можно было укрыться от лазерного луча. Летающая тарелка
поднялась вверх, опасливо окружив себя сизым защитным полем. Все совки
уже давно разбежались, а Спрутс продолжал орать и стрелять, превращая
в кипящее стекло стены карьера. Вверху на краю карьера одна за другой
начали вспыхивать машины. Светящиеся потоки стекали отовсюду и недалеко
уже образовалось растущее огнедышащее озерцо. От него к Незнайке и
Спрутсу потянулись красные языки. Лужа на дне карьера моментально
высохла. Стало ужасно жарко. Загорелись развалины хибары.
У Незнайки от жара уже трещали волосы,
когда лазер в руках Спрутса, наконец, выдохся.
Отбросив его в сторону, Спрутс сел
на песок и мрачно скуксился, не обращая внимания на дымящуюся одежду,
горящие обломки и лениво подползающие к ботинкам волны раскаленного
стекла.
Летающая тарелка скользнула вниз,
выпустив легкую платформочку, на которую Незнайка втащил обмякшего
Спрутса. И тут же платформочка втянулась в брюхо тарелки, а сама тарелка
снова взмыла вверх, в спасительную прохладу, так быстро, что у путешественников
перехватило дух.
Спасены! Их сразу подхватили на руки
и потащили в большой зал, где собрались почти все члены лунно-земельной
экспедиции и свободные от вахты марсиане.
Незнайка сначала не узнал Знайку,
обритого по марсианской моде и с моноклем в глазу. Впрочем, один только
Знайка еще сохранял остатки земного облика; остальные коротышки были
неотличимы от надменных и навороченных марсиан.
– Незнайка, ты урод.
– Простите, братцы...
– Ладно, принято. А это кто? –
спросил Знайка, указав на мрачного Спрутса, в глазах которого еще
горел огонь борьбы.
– Я господин Спрутс, – процедил
Спрутс сквозь зубы. Он сложил на груди свои пухлые ручки и исподлобья
оглядел толпу.
Среди марсиан прошло небольшое движение
и один из них приблизился к Спрутсу и вежливо поклонился.
– Гоцподин Цпрутц, – великий
воин. Мы ецть воцхищены! Цдерживать один цлова толпа врагов! Как ецть
эта тактика нацываеца?
– Гнилой базар, – вставил Незнайка
неожиданно для себя самого.
Марсиане зацокали и закивали головами
в знак одобрения. Марсианин снова поклонился и продолжил.
– Коцмичецкий флот Марц оцмелится
цпроцить, что есть цлово “пудель”?
– Пудель – это гибрид пидара
и муделя, – снова высказался Незнайка, сам удивившись своей грамотности.
– О, неицвецный црецтво! Цекретный
генетический пцихотропный оружий! – восхитился марсианин, –
а теперь оцмелюсь приглашать великий воин гоцподин Цпрутц и его друг
Нецнайка на цкромный коцмичецкий еда-питье-сабантуй ц плантаций Марц!
Там будет негнилой бацар-вокзал и вы, ецли цахотите, рацкажете о цвой
пцихотропный оружий. Наше командование очень интерецуетца.
– Спасибо, ребята, – сказал
Спрутс, – только назовите меня еще раз по имени.
– Цлава Великий Воин Гоцподин Цпрутц! –
хором гаркнули марсиане.
– А можно без “славы” и “великого
воина”?
– Я цовершать ошибка? Разве это маленький
ранг? Что ецть гоцподин?
– Это что-то в ранге командора, –
вставил Знайка.
– О, манифик! Вундершен! Цлава-банцай
командор гоцподин Цпрутц! – продекламировали марсиане и ритуально
поклонившись, удалились готовить праздничный ужин.
Знайка же, прищурив глаз, не закрытый
моноклем, обратился к Спрутсу:
– Итак, вы тот самый господин Спрутс?
– Тот самый, – вздохнул Спрутс, –
это я взорвал вашу ракету.
– Не сажайте его в тюрьму, –
взмолился Незнайка, – мы и так натерпелись.
– Уголовное преследование полицией
Луны прекращено, – сказал Знайка, – а мы уже не обижаемся.
Правда, братцы?
– Конечно! – закричали коротышки. –
Чего уж там!
– И ты на нас цла... то есть зла,
не держи, – продолжил Знайка, – будем друзьями?
– Ребята, простите меня, я, я... –
начал было Спрутс и осекся, подавившись слезами.
Он молча пожал руку Знайки. От волнения
и усталости Спрутс не мог ничего сказать. Его отвели в каюту отдохнуть,
а инженер Клепка, которого было почти невозможно разглядеть под обилием
марсианских штучек, тихо спросил Незнайку:
– Чего он орал-то? Больной что-ли?
– Вообще-то я его понимаю, –
вздохнув, ответил Незнайка, – оставьте его в покое, все пройдет.
И меня тоже оставьте. Мне надо подумать. Я потом все расскажу.
– Ого, глядите, Незнайка задумался, –
засмеялся кто-то, – ну теперь жди...
Коротышки разошлись по своим делам,
а Незнайка сел в кресло и действительно задумался, чему в немалой
степени способствовали проплывавшие в огромных иллюминаторах виды.
А проносились под ним заплеванные
города, отравленные реки, поля, заваленные мусором, и загаженные леса
страны, название которой они так и не разучили. Огромные статуи Всезнайки
торчали тут и там, иные даже высовывались из облаков. Все дальше за
горизонт уходил столб дыма из развороченного карьера.
И это казалось уже бессмысленным,
нереальным кошмаром, потому что все то, на чем не лежит печать света,
любви, разума или хотя бы здравого смысла – нереально, кошмарно,
ненужно, вредно.
Незнакомая щемящая тоска охватила
всегда веселого и беспечного Незнайку. “Разве можно судить их? –
думал он. – Хотя они безусловно ведают, что творят, но не стыдятся
этого. И поэтому никакой суд, да и вообще ничего на них не подействует.
Господи, или кто там еще, просто прости их, ибо они несчастны!”
Москва
1991, 1998-1999
