... назад

***

Министерство разрешений в виде особого исключения находилось там же. Табличка с названием висела на прежнем месте, только слово, которое раньше было заклеено, открылось, а наклейка красовалась поверх другого слова. Что, впрочем, не придавало названию министерства большей осмысленности.

У главного входа Спрутса и Незнайку встретил все тот же привратник, правда, одет он был в просторный комбинезон, покрытый бурыми и зелеными пятнами, и выглядел словно диверсант.

Повторив слово в слово свои просьбы и выслушав от охранника точно такие же, как и прошлый раз, ответы, то есть категорические отказы, путешественники обогнули здание министерства и беспрепятственно проникли через знакомую им заднюю дверь.

По коридорам сновали все те же личности. Статуи Всезнайки и других волшебиков угадывались за драпировками, снабженными нелепыми пластилиновыми печатями.

К Кузнечику пробиться было невозможно, потому что теперь он стал большим начальником. Да и не имело это смысла, так как собирать портреты Всезнайки он бросил. Действительно, как и предупреждал Жлобс, все чиновники принялись коллекционировать деньги и предметы роскоши. Случайно оброненная Спрутсом в беседе с Кузнечиком идея задела чиновничью братию за живое. Пройдя несколько коридоров, Спрутс обнаружил, что Жучков карьеры не сделал, и занимает свой прежний кабинет и занимается тем же, что и раньше, а именно выдает спецразрешения по форме сто двадцать. Пришлось занять очередь.

– Подождем, – сказал Спрутс, – нам повезло, очередь невелика.

Они сели на стульчики в приемной. Обстановка была невеселой, посетители молчали, а из-за двери Жучкова доносились чьи-то рыдания и причитания. Незнайка обратил внимание, что коротышки в очереди все как на подбор печальные и какие-то потрепанные и к тому же грязные, будто бездомные, бомжи по-местному. Один из них был очень похож на коротышку, распинавшегося недавно на политические темы в гостинице, вернее это он и был, но, видно, каток судьбы проехал по нему несколько раз, после чего на него вылили ведро нечистот. Незнайка шепнул об этом на ухо Спрутсу. Тот в ответ незаметно указал на коротышку в начале очереди. Незнайка с трудом узнал доктора Пилюлькина, недавно господствовавшего в сумасшедшем доме. Пилюлькин выглядел так, будто все его добро сгорело вместе с сумасшедшим домом и теперь Пилюлькин ходит по миру с сумой. На его прежнюю профессию указывали треснутые очки, перевязанные веревочкой, и стетоскоп, торчащий из кармана когда-то белоснежного халата.

Пилюлькин достал из рваного пакета ломоть хлеба и, откусив, принялся задумчиво жевать, шамкая, как старик.

– Бедняга, – прошептал Незнайка, – видать, ему досталось при штурме сумасшедшего дома.

Пилюлькин вдруг вскочил, скинул с себя халат и принялся топтать его ногами. Другие коротышки даже и не подумали его остановить. Наоборот, все внимательно и как будто с одобрением смотрели на его пляски и покачивали головами в такт.

Незнайка и Спрутс не стали вмешиваться и тоже постарались изобразить из себя убогих. Опыт подсказывал им, что нужно ничем не отличаться от окружающих.

Открылась дверь кабинета Жучкова, и вышел заплаканный и словно сгорбленный неизбывным горем посетитель. Пилюлькин быстро облачился в свой затоптанный халат и проскользнул в кабинет. Прежде чем дверь за ним затворилась, из кабинета явственно донесся приступ рыданий.

Вышедший посетитель подмигнул и стал на миг повеселее, но тут же спохватился, нахмурил физиономию и сгорбился еще больше.

– Ну, как там? – осторожно спросили его из очереди.

– Лютует, чертяка, – пожаловался он, – с трудом я его дожал, взмок аж весь.

Очередь начала обсуждать неведомые путешественникам тонкости общения с Жучковым. Очевидно, прежние порядки уже не действовали и в ходу был новый ритуал. Спрутс внимательно слушал, но, видимо, понимал плохо, отчего его лицо перекосилось в мучительной гримасе. Незнайка так и вовсе не врубался. На всякий случай он попытался выдавить из себя слезу, как делали многие коротышки из очереди, но безуспешно, только покраснел от натуги.

Через пару минут вышел Пилюлькин. Он, казалось, был на грани обморока и двигался как сомнамбула. Туманная поволока застилала его взор, руки тряслись, колени подгибались. Однако, он сразу узнал Спрутса и Незнайку. Взгляд его, до этого бесцельно блуждавший по сторонам, вдруг стал весьма живым и проницательным. На лице Пилюлькина отразилась живейшая игра мысли. Губы зашевелились, и путешественники услышали злобный шепот:

– Какого черта вы так вырядились? С банкета, что ли, заявились? Вы только всем хуже сделаете. Психи ненормальные!

– Да мы-то как раз нормально одеты… Но я вижу, здесь так не принято. Как нам лучше себя вести? – спросил Спрутс.

– У меня нет времени объяснять. Я должен успеть еще в три кабинета, пока они не ушли на обед. Жучкова пройти не сложно. Сделайте все, как он скажет, и спускайтесь вниз, в вестибюль. Там встретимся. Главное, без глупостей и отсебятины. И не дразните его, ради Бога.

– А что случилось? Почему все такие кислые? Умер кто? – спросил Незнайка.

– Вы еще острить будете! – покривился, как от зубной боли, Пилюлькин, – вот же принесло идиотов на мою голову! Мало того, что спецназ мою больницу по вашей милости чуть не разнес, еле откупился, вы еще и сюда полезли Хорошо хоть, что я перед вами иду, может, проскочу. Встретимся внизу.

Он вышел.

– Совсем плохо ему, – посочувствовал Незнайка, глядя Пилюлькину вслед, – даже шнурков не завязывает.

– А ну-ка, развязывай и ты свои, – шепнул Спрутс.

– Зачем?

– Делай, что говорят.

Он быстро вытащил шнурки из своих ботинок и настоял, чтобы Незнайка последовал его примеру. Затем быстрым и решительным движением снял свой фрак, вывернул его наизнанку и снова надел. Незнайке он растрепал волосы и помял шляпу.

– Как же я теперь буду ее носить? – огорчился Незнайка.

– Ничего с ней не случится. Вообще не надевай, держи ее в руках, так лучше.

– Так мы с тобой совсем на бомжей похожи.

– Именно это от нас и требуется.

– А зачем?

– Сейчас узнаем.

Очередь двигалась быстро. Перед тем, как войти, каждый коротышка напускал на себя донельзя несчастный вид и входил в кабинет Жучкова, непременно шаркая ногами и хлюпая носом.

Наконец, дошла очередь путешественников. Сделав скорбные лица, они вошли.

Кабинет был тот же, только со стен исчезли рамочки с жалобами.

Жучков сидел за столом, закрыв лицо руками, и тяжко вздыхал.

– Здравствуйте, – тихо и вкрадчиво начал Спрутс, – мы просим вас зарегистрировать наше предприятие… наше маленькое предприятие и выдать лицензии и разрешения, ну и все что положено.

Жучков не реагировал. Его начали сотрясать беззвучные рыдания.

– Мы глубоко сочувствуем вам, – все так же вкрадчиво продолжал Спрутс, – мы приносим свои соболезнования.

– Увы! – воскликнул Жучков. – Увы! Несчастнейшие создания! Кто им теперь поможет?!

– Кто эти несчастные? – спросил Спрутс, – когда я слышу о чьем-то несчастье, я готов всеми силами броситься на помощь, забыв о своих делах. Таков мой девиз. Мой и моего друга. Не сомневайтесь. У него, как сказал поэт, большое доброе сердце.

– Ага, ага, – закивал Незнайка, – как у кита. Или у слона.

– О несчастные, о всеми брошенные, убогие и скорбные! – снова запричитал Жучков, расцарапывая себе лицо.

– Не стоит так убиваться, – пробормотал Спрутс, на которого эта сцена начала производить впечатление, – возможно, наши слова плохая подмога…

– Увы, словами горю не поможешь, – всхлипнул Жучков.

– Может быть, мы оформим бумаги и обсудим, чем можно помочь? – встрял в разговор Незнайка.

Спрутс лягнул его ногой, а Жучков, потрясенный незнайкиным цинизмом, отшатнулся на спинку своего кресла.

– Вы… вы бессердечный, бесчувственный, вы… как вы можете говорить так?

– Мой друг, – елейно промурлыкал Спрутс, – не это имел в виду. Он хотел сказать, что мы, вероятно, можем оформить нашу помощь… кому вы сказали?

– Несчастным сумасшедшим! Только что здесь был доктор Пилюлькин, и он рассказал о своих брошенных на произвол судьбы пациентах. Подумайте только, эти больные не могут даже понять, что с ними происходит, и страдают, не понимая от чего! Их глаза полны слез, они тянут руки к Пилюлькину и добрым нянечкам и санитарам, от которых они привыкли получать ласку, уход и все необходимое – и не получают даже кусочка черствого хлеба! Да и где тем взять хлеб, раз сами они подобны высохшим скелетам…

– Какой ужас! – воскликнул Спрутс, еще раз лягнув Незнайку, который готов был расхохотаться, вспоминая контингент и обстановочку в больнице. – О нет, не говорите мне ничего! Мое сердце разрывается на части. Что мы должны делать?

– О, увы, никто и ничем не сможет помочь несчастнейшим пациентам и персоналу больницы доктора Пилюлькина! В прошлом светило медицины, столп отечественной науки, он от горя сам помутился в рассудке и мне стоило огромных усилий…

– У меня идея, – перебил его Спрутс, – у нас есть с собой немного денег, и возможно, если доктор Пилюлькин укажет нам счет в банке, мы сможем хоть как-то облегчить участь несчастнейших. Конечно, деньги не заменяют человеческого тепла, но…

– Расчетный счет есть, – в свою очередь перебил его Жучков, – только что мы с Пилюлькиным основали фонд помощи жертвам психиатрических экспериментов предыдущего бесчеловечного режима. Для фонда нужно приобрести оргтехнику, автомобили, загородные дома для высоких гостей и отдыха персонала, в общем, вы сами знаете. Вы возглавите список благородных бизнесменов, принявших под покровительство столь гуманное начинание.

Спрутс забрал у Незнайки портфель с деньгами, вынул из него самую толстую пачку, передал Жучкову и наклонился над столом в выжидательной позе.

Жучков открыл большой ящик стола и ловко смахнул туда деньги. Взгляд его задержался на портфеле.

Воцарилась тишина.

Спрутс продолжал нависать над столом. Жучков же застыл в кресле, и на глазах его снова заблестели слезы. Он, казалось, никого не замечал. Прошло еще несколько секунд в тишине.

– А расписку? – первым не выдержал и заговорил Спрутс.

Жучков не прореагировал. Спрутс повторил.

Жучков сморгнул, но устоял.

– Расписочку, – настаивал Спрутс.

– Не сомневайтесь, о благороднейшие меценаты! – ответил наконец Жучков. – Ваши имена возглавят список бизнесменов…

– Мы, кстати, еще не бизнесмены, – напомнил Незнайка и опасливо скосился на Спрутса. Тот не стал лягаться и слегка кивнул в знак одобрения.

– А зачем вам расписка? Формализм. Главное, что эти деньги немедленно попадут к доктору, и, может быть, уже сегодня страдания больных будут облегчены. Может быть, уже сегодня они спасут чью-то жизнь! А эти банки, волокита, налоги, проценты – разве вы не знаете, сколько это отнимет драгоценного времени? И какие жулики сидят в этих банках!

– Что правда, то правда, – согласился Спрутс, – банкам только идиоты свои деньги отдают.

– Вот-вот. Опять же лопаются они. По секрету могу сказать – этот банк, ну где фонд Пилюлькина свой счет держит, скоро лопнет. Тут директор этого банка только что убивался, больно было смотреть.

И Жучков, набрав в легкие побольше воздуху, горестно возопил:

– О, сколько горя и несправедливости на свете! После банкира был директор завода – там стены рушатся, все оборудование разваливается, рабочих приходится увольнять! Чтобы он смог добраться сюда, вся его семья по крохам собирала деньги на билет! А после него был председатель колхоза, так это вообще ужас! Наводнения, смерчи, нашествия чудовищных насекомых – так каждый год! Практически каждый посетитель несет с собой огромное человеческое горе! Мне не хотелось бы злоупотреблять вашей добротой, но не могли бы вы сделать еще пожертвования – я не прошу много, пусть будут чисто символические взносы.

– Куда?

– В фонд несчастных рабочих, которым нечем кормить своих деток, в ассоциацию несчастных сельскохозяйственных производителей и жертв произвола насекомых-вредителей, в общественный фонд поворота обратно ранее повернутых не туда рек, в фонд сноса новых зданий для возрождения старых... Да что я говорю, вот список.

Он протянул Спрутсу бумагу.

– Как много, – поморщился Спрутс.

– Достаточно по сотне на каждого. Такие бизнесмены, как вы…

– Мы еще не бизнесмены, – снова напомнил Незнайка.

– Ах, простите. Вот бумаги, весь комплект, заполните сами. Я верю, что такие щедрые люди, как вы, не станут жульничать.

Жучков достал бумаги, обшлепал их печатями и испещрил своими подписями. Но не отдал. Спрутс достал из портфеля увесистую пачку денег и только тогда принял взамен не менее увесистую пачку документов. Деньги тут же исчезли.

Жучков плотоядно глянул на портфель, но ничего не сказал и опять впал в прострацию, наливаясь новой порцией страданий для следующего посетителя.

Путешественники вышли.

– Кажется, все, – сказал Спрутс. – C Пилюлькиным не будем встречаться. Мерзкий тип. Еще психами обзывается.

– Этот Пилюлькин сам псих. Чего его слушать?

– Да. Но тут все такие.

– А что написано в разрешениях?

– Ничего. Главное, стоят печати и подписи. Мы сами впишем, что захотим. Тут, похоже, все так делают. Но все-таки мы где-то ошиблись, я чувствую. Давай сначала к Кузнечику заглянем.

До Кузнечика они так и не добрались. Внизу к ним подлетел взъерошенный Пилюлькин.

– А теперь убирайтесь отсюда! Таких, как вы, нельзя допускать в такие… такие места!

– И это после того, как мы пожертвовали на твою больницу!

– Много?

– Вот столько, – Спрутс показал пальцами толщину денежной пачки.

– Проклятье! – взвился Пилюлькин, – Кто так делает?! Надо было торговаться… Постойте, вы что, все деньги с собой носите? Он же все видел! Вы деньги прямо из портфеля вынимали?

– Да.

– И он видел, сколько их там?

– Не знаю.

– Дебилы! – Пилюлькин шарахнулся от них и побежал к выходу. Но у самой двери остановился и метнулся обратно.

– Поздно, идиоты, они уже здесь, – бросил он путешественникам.

– Кто они? – спросил Незнайка.

– Парфия. Проклятье, как быстро. Может, это не за вами? Вы только одну пачку денег давали?

– Две.

– Ну точно, с Луны свалились. Я так и знал, когда вас увидел, что добром это все не кончится.

– А милиция? – спросил Спрутс, но Пилюлькин так красноречиво отмахнулся, что Спрутс прикусил язык. Пилюлькин бросился к черному ходу.

– Что случилось-то? – недоумевал Незнайка.

– Мы неправильно давали взятку, – определил ситуацию Спрутс. – Жучков видел, что у нас в портфеле много денег и вызвал парфию. Он сам в парфии состоит. Теперь парфия хочет отнять наши деньги

– Так вот почему они все тут такие убогие! Они не хотят, чтобы Жучков и чиновники догадались, сколько у них денег, – хлопнул себя по лбу Незнайка.

Вернулся серый от страха Пилюлькин.

– Что, парфия и черный ход заняла? – встревожился Незнайка.

– Милиция ваша, будь она проклята. Всех хватают.

– Но мы же ничего не сделали!

Пилюлькина аж передернуло от такой наивности.

– Они найдут, к чему придраться. И будете сидеть, если деньги сами не отдадите. Проклятье! Из-за вашей дурости столько нормальных людей пострадают!

– А почему они не ловят парфию? – Незнайка недоумевал еще больше.

– Вы просто мастера не вовремя задавать идиотские вопросы, – вздохнул Пилюлькин.

– Кажется, я понял, почему, – сказал Незнайка. Он вспомнил рассказ Цветика и, наконец, разобрался в ситуации. – Ведь парфия имеет своих шпионов в милиции. Правильно?

Пилюлькин кивнул. Он слушал вполуха, наблюдая за тем, как через парадную дверь заходят с хозяйским видом вооруженные коротышки. Незнайка же продолжал рассуждать:

– А тем временем милиция внедряет агентов в парфию. Все, что знают в парфии, тут же узнают и в милиции, и наоборот. И как только засветится коротышка с большими деньгами, они слетаются практически одновременно. Если парфию переловить, то милиция будет меньше знать, у каких коротышек много денег. Так?

– Ну да, да, – снова закивал Пилюлькин. –Только раньше надо было проявлять свою сообразительность.

– Какая дурацкая система!

– И вовсе не дурацкая. Ведь только так милиция и может узнать о том, что происходит в парфии, а то, что парфия при этом знает, что происходит в милиции, уже становится неважным. Называется “контролируемая преступность”.

– Но если парфия знает, что знает милиция… А милиция знает, что парфия… А как же они поступают с деньгами, если... – Незнайка запутался и замолк. Первый раз он сумел угадать смысл происходящего в этой стране без помощи Спрутса, но результат не внес ясности, а привел в новый тупик.

Тем временем в вестибюле министерства парфиозные боевики, угрожая оружием, укладывали на пол всех встречных. Пилюлькин и путешественники оцепенело следили за этим невинным на вид падежом, быстро приближающимся к ним. Очевидно, и боевики, и посетители уже не в первый раз разыгрывали этот балет и боевики даже не утруждали себя криками вроде “Лежать!”. Вестибюль был большой, народу было много и на бегство еще оставалось несколько секунд.

– А столовая? – вспомнил Спрутс. – Там тоже должен быть проход на улицу. Ну, где все заходят в министерство без пропуска.

– Это идея, – сказал Пилюлькин. – Ну-ка, глянем в окно.

В окно было видно, что у служебной двери кухни стоят мусорные баки, а за ними прячутся несколько человек в камуфляжной форме и с диковинным оружием.

– А это кто? Парфия или милиция? – спросил Спрутс.

– Это еще хуже. – Пилюлькин побледнел как полотно. – Ну влипли, так влипли! Однако, сматываться надо.

– Пожарная лестница, – робко предложил Незнайка, но Пилюлькин прервал его.

– Вот что, друзья. Есть еще один выход. В цокольном этаже есть выход в подвал, а оттуда – в старый канализационный туннель. Вы его легко найдете. В туннеле будет развилка, повернете направо. Запомнили? Направо. Я так сбежал в прошлый раз.

– А куда выводит туннель? – спросил Спрутс.

– Туда… – махнул рукой Пилюлькин, – главное, в развилке свернуть направо. Все, привет. Сейчас приедет подкрепление, и они начнут всех трясти, мне с вами тут гореть неохота.

– А чего вам-то боятся? Ведь у вас нет денег, – удивился Незнайка.

– Они сначала заметут, а потом доказывай, что у тебя ничего нет. Бесплатно не выпустят. Я уже в этих облавах побывал, хватит с меня.

Он убежал. Посетители, догадавшись, что происходят не просто нехорошие события, а нечто из ряда вон выходящее, метались по коридорам и лестницам. Из-за дверей кабинетов выглядывали перепуганные чиновники.

 

далее...