---

... назад

Колония была непохожа ни на тюрьму на Луне, ни на Дурацкий остров на той же Луне. На Земле колоний не было, поэтому Незнайка не сразу понял, куда их привезли.

Спрутс же, никогда не сидевший в тюрьме, по колючей проволоке и общей угрюмости заведения первым догадался, что их привезли в пенитенциарное заведение, то есть такое заведение, где должны содержаться преступники.

(Был, конечно, и суд, но ни Незнайка, ни Спрутс не могли потом связно изложить, что в суде произошло. Это выходило за пределы их понимания.)

В отличие от тюрьмы – каменного здания с железными решетками на окнах – колония представляла из себя несколько рядов деревянных строений. Строения были охвачены колючей проволокой в два ряда. В центре возвышалась скульптурная группа – памятник неизбежному Всезнайке и еще каким-то типам с мрачными уголовными рожами. Напротив памятника находилась столовая.

Заключенные, одетые в одинаковые телогрейки с номерами, окружили Незнайку и Спрутса.

– Какая статья? – спросил один из них, вертлявый и сопливый.

– При чем тут статья? Мы же не журналисты, – ответил Спрутс.

– Ты нас тут туфтой не грузи, – угрожающе надвинулся вертлявый, – отвечай, когда люди спрашивают.

– А ты спрашивай человеческим языком, – набычившись, ответил Спрутс.

– Под кем ходите?

– Ни под кем.

– А кликухи у вас какие?

– Что еще за кликухи? Что это такое?

– Вы что, с Луны свалились?

Этот вопрос поверг Спрутса в бешенство. Он покраснел как рак и прошипел:

– Сейчас ты у меня сам кое-куда свалишься.

– Ой, не надо ему про Луну, – забеспокоился Незнайка, – это всегда плохо кончается.

Вертлявый тут же исчез за спинами других заключенных.

Тогда вперед выступил другой, плотненький и низенький. Он очень походил на Пончика, скорее всего он и был Пончиком, только кисти его рук, мирно сложенные на животе, были украшены замысловатыми рисунками. Среди заключенных он явно пользовался уважением. Выглядел он поспокойнее предыдущего, однако речь его была не менее загадочна:

– Какая ходка, зефирные вы мои?

Незнайка, смутно догадываясь, что от них хотят, сказал:

– Вторая.

– По каким статьям?

– Мы не журналисты… – начал было Спрутс, но Незнайка перебил его:

– Я, кажется, знаю, что он имеет в виду. В суде, когда нас обвиняли, была такая книжка, в которой каждое преступление описывается в отдельной статье. И про наказание там же. Ну помнишь, я из нее зачитывал судье насчет того, что мы имеем право…

– Лучше бы ты ее не читал! – поморщился Спрутс, вспомнив как взбеленился судья от упоминания Незнайкой своих прав.

– Короче – продолжал Незнайка, – нас сюда упекли за сопротивление властям при аресте в форме недоумения, за призывы к свержению конституционного строя неконституционными методами в форме хмыканья и зевков, еще за глумление над судом в форме идиотских вопросов…

– Понятно, понятно – прервал его пончикообразный заключенный. – Под политиков, значит, косите? Зря вы это, зря, бублички мои дырявенькие. У нас троцкистов-вредителей, бухаринцев и зиновьевцев³⁴⁾ не очень-то любят. И права тут качать не надо. В нашей стране если сажают, значит, за дело. А первая ходка за что была?

– Ну в общем-то глупо все получилось. Я поел в ресторане, сказал официанту: “Спасибо, дорогой друг”, а он мне в ответ: “А деньги, дорогой друг?”, а я: “Какие такие деньги, дорогой друг?”, а он мне…

Тут все заключенные захохотали и захлопали Незнайку по плечам.

А один сказал:

– Да я же видел этих супчиков! Они недавно при мне в ресторане не расплатились! Такое представление устроили, мы просто все животики надорвали со смеху! А потом еще из милиции сбежали! Менту мозги задурили! Сказали, что они с Луны! Умора!

Другой коротышка добавил:

– А после этого они пятнадцать гопников покоцали в подъезде. Голыми руками. Что скажешь, Буба?

Пончик, к которому были адресованы эти слова, ответил:

– А ну-ка кыш все отсюда, мне с ними потолковать надо с глазу на глаз.

Заключенные разошлись, а пончикообразный Буба снова обратился к путешественникам:

– По повадкам вы вроде фраера. Но не фраера.³⁵⁾ Ладно, будете подо мной, раз вы такие крутые. Как вас прикажете звать-величать, сладенькие мои?

– Я Спрутс. А это Незнайка.

– Оригинальные кликухи. Мне нравится. А моя – Буба. Теперь вы должны поцеловать мне руку, и я вас приму к себе.

С этими словами он сунул под нос Спрутсу свою пухлую руку, на которой был изображен профиль Всезнайкии разные изречения.

Спрутс недоуменно прочитал:

– “Кто не с нами, тот опоздал…”

– Целуй ручку, – пояснил Буба, – порядков, что-ли, не знаешь? Впрочем, дело твое, посмотрим, как запоешь, цукатик. Лучше подо мной ходить, чем в одиночку или с разными гнидами кантоваться.³⁶⁾ А ты?  – Он протянул руку под нос Незнайке.

– Слушай, Пончик, кончай придуриваться, – возмутился Незнайка. – Чего ты тут из себя изображаешь? Противно смотреть.

Услышав свое настоящее имя, Пончик резко отдернул руку и застыл в недоумении. Потом непонимание на его лице сменилось страхом, затем серия гримас отразила паническое бурление мыслей.

Незнайка фыркнул – вид размышляющего Пончика был весьма непривычен. Но Пончик быстро взял себя в руки и приветливо заулыбался.

– Рад приветствовать вас, господа! Я все понял! Ха-ха, шутники вы, братцы! Здорово под лохов косите! Высокий класс! Но прошу называть меня Бубой, не будем ломать порядки. Счастлив встретить вас в нашем унылом заведении. Разумеется, ваше инкогнито будет сохранено и местная шушера до вас больше не доклюется. Могу ли я просить вас оказать мне честь провести экскурсию по архитектурному ансамблю нашей колонии?

Спрутс и Незнайка молча кивнули. Из пестротканной речи Бубы они поняли лишь то, что их положение не ухудшилось. По опыту они знали, что болтать лишнего в непонятной обстановке не нужно.

Между тем Буба с предельной предупредительностью подвел их к памятнику Всезнайки и вывалил на путешественников ворох очередных идиотских подробностей. Запечатленный в камне Всезнайке был невелик, зато обряжен в телогрейку, шапку-ушанку, а в руке держал кирку. Рядом с Всезнайкой были изваяны знаменитые преступники, которых Буба назвал по кличкам и кратко описал их самые громкие преступления. Были они вооружены ножами, пистолетами, кастетами, удавками, отмычками и специальными автогенами для разрезания сейфов. Преступники с почтительным вниманием вслушивались в речь Всезнайки. Буба объяснил это тем, что Всезнайка лучше всех понимал проблемы заключенных.

– А раньше что было с заключенными? Пока Всезнайка им не просветил про их проблемы? – спросил Незнайка.

– Будто вы не знаете, конфеточки мои барбарисовые, ха-ха-ха, – порадовался славной шутке Буба. – Не было раньше никаких заключенных. Ведь и законов не было! А великий Всезнайка ввел закон, а значит, появились и преступники, а для них он предусмотрительно построил колонии. Я тут поговорил с одним историком, психованным правда, он рассказал, что великий Всезнайка открыл, что у каждого хорошего дела должны быть враги. А раз они заведомо есть, то их нужно наказывать, не дожидаясь, когда они совершат свои преступления. Поэтому колонии наполнялась заключенными, еще когда не было никакой преступности, а так как надо было соблюсти порядок и оправдать массовые посадки, то и преступления им выдумывали одно другого идиотичнее. Например, якобы они подсыпали стекло в моторы и буксы, и будто бы совали гвозди в сливочное масло.³⁷⁾ Глупо, да? Если хочешь навредить, наоборот же надо. Вроде бы теракты готовили, туннели всякие рыли, подкопы, закладывали взрывчатку и так далее. Против них и процессы-то проводились один другого идиотичнее. Но потом заключенные пообвыклись, пообтесались и перешли к настоящим преступлениям, то есть стали профессиональными преступниками. А теперь посмотрите на нашу гордость.

Буба подвел их к клумбе, на которой самоцветами были выложены огромные слова “Труд облагораживает человека”, и стал излагать подробности создания этого шедевра.

Осмотревшись вокруг, Незнайка не заметил особого благородства в лицах заключенных. Спрутс тоже обратил на это внимание – вслух. Но Буба начал горячо доказывать, что это самое что ни на есть истинное утверждение и что заключенные гораздо гуманнее других коротышек и что в колонии царит справедливость, которую путешественники никогда не встретят на воле.

– Например, недавно пара лохов прикидывалась вами – сказал Буба, – но мы их живо раскусили. И мы их, шоколадненьких, по заслугам наказали, засунули живьем в бетономешалку. Потому что лжи мы тут не терпим, не то что на воле, где все врут все время…

Наконец, Буба оставил их, сказав напоследок:

– Можете располагаться вон в том доме. Это не барак, это гостиница для особо важных гостей. Видите ли, персоны вашего ранга не должны кантоваться на нарах, как какие-нибудь обычные зеки. Охрана извещена, вы можете беспрепятственно перемещаться по всей территории. Рекомендую зайти на наш заводик и ознакомиться с образцами продукции. А вечером ждем вас в клубе. Он в столовой.

– Это еще зачем?

– Как зачем? Вот же объявление уже висит.

На ближайшей стене висело объявление:

ПОСЛЕ УЖИНА ЛЕКЦИЯ
“ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА ОРГАНИЗОВАННОЙ ПРЕСТУПНОСТИ”,
А ТАКЖЕ НЕБОЛЬШОЕ СООБЩЕНИЕ, КАСАЮЩЕЕСЯ ВСЕХ.
АДМИНИСТРАЦИЯ.

Когда он ушел, Незнайка заметил:

– Здешняя тюрьма не такая страшная.

– Просто нас приняли за Мигу и Жулио, – сказал Спрутс, изучив объявление, – вот почему и встретили как героев. Ты готов читать лекцию? Ты что, еще не понял, что ее мы должны читать?

– Может, скажем им, что мы не Мига и Жулио?

– И попадем в бетономешалку. Ладно, пошли устраиваться, гений преступного мира.

В гостинице их приняли с почестями, правда, заставили снять одежду и выдали взамен такую же, что и у всех заключенных. Их встретил приземистый коротышка, очень похожий на Бубу, но отличавшийся тем, что руки его были изрисованы значительно скромнее, зато одежда была украшена звездочками, ремешками и прочими штучками, а главное, на боку болтался пистолет. Он просил называть его “полковник” или даже “Полкан”, был так же предельно вежлив, так же упоминал в речи всякие сладости и искренне радовался прибытию в колонию столь важных гостей.

Апартаменты выглядели как номер люкс в гостинице, за исключением того, что телевизор работал, а обед принесли по первому требованию.

Не успели путешественники пообвыкнуться в новой обстановке, как явился Полкан и, радостно потирая ладони, шепнул Спрутсу, что тот вертлявый заключенный, который неприветливо встретил Спрутса, “уже наказан самими заключенными и инцидент можно считать исчерпанным”. Полкан поставил на стол бутылку картофельного сока, разложил набор каких-то порошков аптечного вида и исчез.

Путешественники завалились спать и проспали до самой лекции.

После сна Спрутс и Незнайка на скорую руку сочинили содержание своих лекций, благо кое-какой криминальный опыт у Незнайки был, и они отправились в столовую.

Лекция собрала не только всех заключенных, но и всех охранников. Еще в зале присутствовали здоровенные собаки.

Сцена была украшена портретами Всезнайки и многочисленными упоминаниями об облагораживающем воздействии труда, а также поделками заключенных и портретами знаменитых сторожевых собак.

На сцене, за столом, покрытым зеленым сукном, сидели Полкан, Буба, Незнайка и Спрутс. Перед ними на подносе стоял графинчик с картофельным соком и были разложены шприцы и резиновые трубки непонятного назначения.

Полкан позвонил в колокольчик и, когда зал затих, провозгласил:

– Итак, мы рады приветствовать наших высоких гостей. По традиции нашего заведения мы будем использовать те имена, которыми они сами себя назвали, а именно Незнайка и Спрутс. Без лишних слов, приступим.

На трибуну поднялся Незнайка.

– Сейчас я обрисую вам примерную схему того, как надо себя вести.

В ответ на его появление на трибуне присутствующие в зале достали ручки и блокнотики. Заблистали вспышки фотоаппаратов, зажужжали видеокамеры.

– Это еще зачем? – спросил Спрутс.

– Как зачем, сахарок ты наш нерастворимый? – удивился Буба. – Где же еще преступники освоят новые методы преступлений, как не в тюрьме? На свободе они мало общаются друг с другом, и вынуждены фактически учиться на своих ошибках, зато в колонии они обучаются, как в университете.

– И как же еще охрана может проникнуть в психологию преступника, как не выслушав его самого? – подхватил Полкан. – Впрочем, если вам не нравится…

– Ничего, ничего, – вальяжно махнул рукой Спрутс, – записывать можно, но только прикажите, чтоб не снимали.

– Съемку прекратить, – скомандовал Полкан, – у кого найду пленки… ну в общем сами знаете, какие коврижки воспоследуют. Начинайте, пожалуйста. – Он кивнул Незнайке, и тот начал свой рассказ:

– Представьте себе, что из космического пространства прибывает некий Незнайка и начинает всех грузить туфтой про гигантские растения. Сам по себе он – лох кучерявый, изо рта слюна тянется. Этакое лох-несское чудовище, если можно так выразиться…

Незнайка рассказал с некоторыми изменениями историю взлета и краха Общества гигантских растений. Естественно, Мига и Жулио и многие другие персонажи были изъяты из рассказа. Повествование получилось несколько противоречивым, но тем не менее вызвало живейший интерес. Особенно позабавили публику эпизод с бегством через окно и махинации Крабса.

Понятно, что, готовя свои выступления, Незнайка со Спрутсом не успевали продумать и согласовать все детали для двух выступлений сразу, поэтому они пошли на хитрость. Спрутс вставил в речь Незнайки несколько выдуманных эпизодов, чтобы Незнайка производил впечатление матерого и отчаянного преступника, а Крабс выглядел скотиной и предателем. Заодно он посоветовал Незнайке удлинить свой рассказ, вставляя занимательные детали и эпизоды – и с этой задачей Незнайка справился с блеском, ведь что-что, а рассказывать разные смешные истории он обожал. Свою же речь Спрутс сочинил за то время, пока выступал Незнайка.

Когда под громовые овации Незнайка вернулся на место, трибуну занял суровый Спрутс и стал рассказать о том, как надо грабить банки.

Сначала, правда, вышла небольшая накладка, поскольку один из заключенных спросил, что такое банки. Сообразив, что банков как таковых в этой стране нет, Спрутс объяснил, что это такое, и сказал, что грабежом банков они занимались в стране дураков. По залу пронесся восхищенный гул, а Буба даже выронил стакан, из которого потягивал картофельный сок.

Сам Спрутс ни разу не грабил банки, по крайней мере, насильственными методами, а только в процессе конкурентной борьбы и не выходя за рамки закона. Как и все богатые коротышки, он мог нанять адвокатов, которые, зная тонкости в законах и правилах, могли обобрать до нитки любого неосторожного предпринимателя, не устраивая при этом стрельбы, погонь и прочей опасной суеты. Так поступали и другие капиталисты, не один Спрутс, и у каждого были в этом деле свои хитрости, которые они ревностно охраняли от других капиталистов. Но зато вооруженные ограбления банков происходили на Луне каждый день и пресса описывала их во всех деталях, и каждый лунный коротышка, не только Спрутс, были в своем роде экспертами в этом деле. Лекция вызвала воодушевление и деловой подъем. Зеки аккуратно записывали все детали, а охранники задавали вполне профессиональные вопросы о том, как полиция должна действовать в таких ситуациях.

Наконец Спрутс дошел до места, когда преступников поймали, а денег у них не оказалось.

– Естественно, начали звонить всякие типы, утверждая, что деньги зарыты у них под окном. Полиция все перекопала. Потом кто-то позвонил и сказал, что деньги в шинах, и полиция переколола все шины. Потом кто-то сказал, что деньги стибрили сами полицейские…

Это замечание вызвало недовольный гул охранников и рычание их собак, но Спрутс поправился:

–Это же в стране дураков, где продажная полиция, где коррупция и конкуренция, где звериный оскал и узкий прищур.

– А на самом деле куда делись деньги? – спросили из зала.

– А на самом деле деньги стибрили сами банкиры, а ограбление инсценировали, – заявил Спрутс и легким поклоном дал знать, что лекция окончена.

Зал загремел аплодисментами, собаки залаяли, а охрана стала палить в потолок из автоматов. Когда восторг стих, встал Буба и сказал:

– Мне нечего добавить. Всем, я думаю, все ясно, тортики вы мои раскисшие. Теперь каждый знает, чем ему заняться в новой обстановке.

– А что за новая обстановка? – спросили из зала.

– Об этом вам сейчас расскажет наш дорогой Полкан.

Полкан достал бумагу и поднял ее над головой.

– Я не буду вам этого всего зачитывать. Вы весь этот базар наизусть знаете. Кому охота почитать, так я повешу у входа в столовую. Короче, новая власть поздравляет вас с избавлением от предыдущего бесчеловечного режима! В этом году будет коренной перелом и скоро произойдет чудо. В общем, амнистия, карамельки мои липучие. Все свободны.

***

Первые дни свободы прошли в бестолковой суете. Выйдя из тюрьмы, путешественники снова попытались найти Грума-Гржимайлу в Жирове, но это им не удалось. Адреса Грум-Гржимайло были, но по городу прокатилась кампания переименовывания всех улиц, что сильно осложнило поиски. Так как эти кампании проводились в Жирове регулярно, то даже старожилы путались. Найти дальних знакомых Грум-Гржимайлы они смогли только благодаря Бубе-Пончику, который, задействовав свои уголовные связи, выдал их адреса через двадцать минут. Но все впустую. Оказалось, что Грум-Гржимайло сбежал в страну дураков. Все его знакомые очень болезненно реагировали на упоминание о нем, называя отступником, ренегатом и почему-то счастливчиком.

Буба пристал к ним как банный лист, таскал по разным “малинам”. Малиной на его языке называлась не ягода, а местная разновидность журфикса, собрания, где коротышки наедаются, а потом безобразничают. В отличие от лунного журфикса, куда приходили только респектабельные, то есть хорошо одетые и богатые коротышки, совковый журфикс собирал всяких неприятных личностей, и приходилось всей толпой шататься по ночным ресторанам, пить ведра ненавистного картофельного сока и орать душераздирающие песни.

Вот одна из таких песен. которую Буба пел хриплым голосом и обязательно требовал. чтобы подпевали все:

"Пять лет сидел кузнечик
В колонии режима
Пять лет сидел кузнечик
А в общем ни за что.
Представьте себе, представьте себе - а в общем ни за что!
Представьте себе, представьте себе - а в общем ни за что!

Ни думал ни гадал он
Всех на фиг посылал он
Всех на фиг посылал он
И кой-куда еще
Представьте себе, представьте себе - и кой-куда еще!
Представьте себе, представьте себе - и кой-куда еще!

Ни думал ни гадал он
Всех на фиг посылал он
Всех на фиг посылал он
И кой-куда еще
Представьте себе, представьте себе - и кой-куда еще!
Представьте себе, представьте себе - и кой-куда еще!

Курил он только травку
Не трогал ни козявку
Один разок потрогал
И сильно пожалел
Представьте себе, представьте себе - всего разок потрогал!
Представьте себе, представьте себе - и сильно пожалел!

На следствии лягушка
Ногами била в брюшко
Ногами била в брюшко
И он все подписал
Представьте себе, представьте себе - и он все подписал!
Представьте себе, представьте себе - а кто б не подписал!

После нее Буба плакал тяжело и долго, шепча "Представьте себе, представьте себе - ни за что!":

А еще Буба все время вертелся вокруг путешественников, приглашая их совершить то или иное преступление. Спрутс насилу от него отвязался, объявив, что преступления нужно совершать не самому, а только планировать, а совершают пусть другие.

Это соображение настолько потрясло Бубу-Пончика, что он решил его серьезно обдумать. В процессе обдумывания он напился картофельного сока в таком количестве, что впал в забытье и путешественники, наконец, ускользнули.

 

далее...